Интересно, а на какие шиши и барыши? Где взял золото? Неужто из самой Поднебесной привез? Или же подчистил местные закрома у своих зажиточных соплеменников? А если так, то что он пообещал им взамен? Голову Джарваля в корзине?

Даже совсем глупому понятно, что Ван потихоньку прибирает к рукам власть в этом маленьком Шанхае. Хорошо это или плохо? Для самого Чайна-тауна хорошо. Старики из Верховного Совета давным-давно пустили все на самотек. Как и другие местные общины целиком и полностью покорились безраздельной власти шейха. Наплевали на свой народ, заставили его прозябать в нищете. Смертность невероятная, а детишек почти совсем не рожают. Так нельзя! Не стоит понапрасну гневить Всевышнего.

А вот для казны шейха все эти деяния чреваты потерей львиной части доходов. Вместо того, чтобы покупать рыбу у торговцев, с которых Джарваль имеет немалую мзду, Ван приобрел кусок побережья. Значит, шансяо смотрит вдаль, в отличие от Старейшин из Совета Коммуны. А каков его следующий шаг? Организовать охрану караванов собственными силами и полностью отказаться от услуг подконтрольных Джарвалю наемников? Подобного самоуправства допускать нельзя. Эдак завтра вся экономика королевства может рухнуть к Шайтану в преисподнюю.

Ван Лю рвется к власти и, судя по деяниям, своего добьется быстро. Если только насмерть перепуганный потерей влияния Совет Коммуны не избавится от шустрого полковника с амбициями под любым благовидным предлогом.

Погоня за мифической отмычкой от врат, ведущих к земле обетованной, и есть подобный предлог. Поэтому Джарваль лишь бросил кость голодным шакалам… остальное они все сделают сами. Новая метла всегда хороша, но оставляет много заноз.

Солнце клонилось к закату, когда прибежал посыльный и доложил о готовности к ритуалу похорон. Джарваль молча поднялся и вышел из палатки. Присутствие на церемонии для себя он считал обязательным и никогда не нарушал этого правила.

По законам Шариата полагается совершить омовение усопшего, после чего тело заворачивается в погребальный саван и опускается в могилу. В соответствии с преданием Пророка Мухаммада для мужчины полагается три полотнища белого цвета. В случае нехватки воды, поспешности или отсутствия необходимых для совершения церемонии условий допускается просто облить тело покойника водой и накрыть одним слоем материи.

В пустыне законы Шариата трансформировались, обливать все тело более не требуется. Омовение производится песком*, а непосредственно перед похоронами достаточно оросить его всего несколькими каплями драгоценной воды. В качестве погребального савана допускается использовать любую материю, не обязательно белого цвета. Тело опускается в могилу и укладывается на правый бок, лицом в сторону Мекки. Хоронить правоверных в одежде категорически запрещено.

*таяммум

Отыскав среди присутствующих на похоронах Родь-и-Она, Джарваль удовлетворенно кивнул, как бы соглашаясь с собственными мыслями.

— Бисмил-ляях ва 'аля милляти расуулил-ляях, — негромко произнес он, и эти слова послужили началом церемонии.

Четверо наемников, вооружившись носилками, подносили тела и опускали в наспех вырытую братскую могилу, укладывая их на правый бок, как и положено по законам Шариата. Неверных уложили на спину, и только в этом и было различие между своими и чужими покойниками. Джарваль самолично разбрызгал целый кувшин воды на уложенные тела. Затем мертвецов накрыли сверху куском брезента. По традиции каждый из присутствующих бросил по три горсти песка сверху на брезент, после чего наемники принялись закапывать могилу лопатами.

Когда над местом последнего успокоения возник небольшой холм, принесли и уложили несколько крупных камней в изголовье. Джарваль выплеснул остатки воды из кувшина на могилу и пробормотал едва слышно.

— Иння лиЛляхи, вя иння иляйхи раджигун. Аллаху принадлежим и к нему вернемся.

На этом церемония считалась завершенной.

Прищурившись, Джарваль посмотрел на диск солнца, почти скрывшийся за горизонтом. По его расчетам именно сейчас китайцы вовсю штурмуют военную базу, которую он сделал своей временной резиденцией. Торопиться нельзя, нужно дать немного времени глупым азиатам, чтобы засунули ногу поглубже в капкан.

«Пусть порезвятся еще полчаса», — мысленно принял решение шейх.

Еще час уйдет на дорогу до базы. Этого времени азиатам должно хватить с избытком, чтобы ограбить его склады на несколько ящиков с сублиматами и угнать пару грузовиков. Если к моменту возвращения глупые китаезы все еще не уберутся вон, значит, он отдаст приказ уничтожить всех до единого.

Глава 24

Лидия

27 февраля 32 года.

Вечер.

Я от удивления даже рот открыла. Заезжают прямо в лагерь наши доблестные охранники, из машин выпрыгивают, кучкуются, дым от сигареток к небу пускают как ни в чем не бывало. Наемники эмира тоже неподалеку сгруппировались, подойти и познакомиться не решаются, но видимой агрессии не высказывают. Стоят, лыбятся, меж собой новость перетирают.

«Та-ак, — думаю, — чудны дела твои Господи», — и сама у себя спрашиваю, — «Лидия Андреевна, ты вообще что-нибудь понимаешь?» — выдерживаю небольшую паузу, а потом сама себе же и отвечаю — «не-а».

Один из наших грузовиков подъезжает почти вплотную к импровизированному госпиталю, из кабины выскакивает санитар.

— Лидия Андреевна, — кричит издалека, — куда раненых сгружать?

— Под навес, — отвечаю, а у самой такие нехорошие предчувствия на душе.

— Я первую помощь оказал, — тараторит санитар, — но троих срочно оперировать нужно, или до утра не доживут.

А я только Ваську отпустила, он же бедненький уже с ног валится от усталости. О себе вообще молчу. Ашвани тоже куда-то запропастился. Сбежал стервец, не иначе.

— Ассистировать сможешь?

Тот равнодушно пожал плечами:

— Попробую.

Помощников Эмиссар выделил сразу четверых. Молча и деловито изъяли у меня носилки и принялись сгружать пострадавших. Много. Я даже пересчитывать не стала, только велела вскрыть еще один ящик с лекарствами. Тут уже не до экономии, самый что ни на есть черный день настал. Черный — пречерный, как злая африканская ночь.

— Ни фига себе…

Это санитар под навес заглянул, и поразился количеству больных.

— Да у вас тут серьезная заварушка была, я смотрю.

— Не то слово, — буркнула я недовольно.

Наклонилась над одним из «тяжелых». Из морячков. В сознании. Пуля глубоко. Внутреннее кровотечение. Бормочет что-то невнятно, все никак успокоиться не может.

— Ну чего тебе? — спрашиваю, — говори уже, не тяни.

— Лидия Андреевна, миленькая, — стонет моряк едва слышно, — вы простите меня, пожалуйста. Я ведь не со зла…

О чем это он бормочет, не пойму?

— Тогда… в лодке…

Секунду собираюсь с мыслями. Наконец, сообразила, о чем толкует. Молчу, перевариваю.

— Я боялся, что вы паниковать начнете. Во время высадки всякое бывает. Нужно человека чем-то озадачить. Руки, голову… занять… чтобы отвлекся и не думал об опасности. Поэтому я вас тогда воду вычерпывать заставил…

— Понятно, — отвечаю, — проехали. Кто старое помянет…

Вздохнул с облегчением и сразу потерял сознание.

— Вот черт, — щупаю пульс — нету. Остановка сердца. Да что же это такое?

— Куда собрался? — кричу прямо вслух, — а ну, давай обратно.

Начинаю делать СЛР*. Ору санитару:

— Дефибриллятор тащи, живо!

Десять минут мучаемся — все зря. Умер наш морячок. На душе сразу стало так тоскливо…

*СЛР — Сердечно-лёгочная реанимация.

Пока оперировали неотложных, Эльдар рассказывал все подробности сегодняшнего бесконечного утра и невыносимо продолжительного дня. Когда он замолк, у меня даже скальпель из рук выскользнул от усталости.

— Все, — говорю, — не могу больше. Нужен перерыв. Да и темно стало. Ни черта не видно.

Солнце совсем за горизонт ушло. Это сколько же сейчас времени? Часов восемь, может, и больше.